Осетинам от русских с благодарностью.
Вчера в одной из групп я прочла пост осетинского парня о доблестях его народа во времена Великой Отечественной Войны, о том, сколько жизней его предков было отдано за мирное небо над головами не только осетинских детей, но и детей всего Союза, и завершали этот призыв слова:
« Русский, брат мой, подумай, прежде чем начнешь гнать меня из моей страны».
Накануне величайшего праздника в истории нашей страны я возьму на себя смелость и ответственность ответить на этот призыв всем осетинам не только от себя, но от всей сознательной части русского народа. Не обладая талантом краткости, мне придется рассказать длинную предысторию этого письма - обращения к братскому осетинскому народу.
Мое детство и юность прошли в военном городке на Урале, где отец служил в мотострелковых войсках. Так сложилось, что мы с отцом частенько обсуждаем происходящее в мире - я пытливо задаю вопросы и урываю каждое его слово, он – сначала неохотно, но затем с пополняющимся энтузиазмом отвечает. Разговорились о причинах неприсоединения Южной Осетии к России, в завершении обсуждения отец добавил:
- Если бы меня поставили перед выбором, в какую из республик Кавказа отправиться служить, то мой выбор однозначно бы пал на Осетию. Южную или Северную – не важно, народ один. Осетины - народ воинственно-героический, в процентном соотношении осетины превзошли остальные нации по количеству Героев Советского Союза, даже славян. Я же во времена службы в составе вооруженных сил солдатам-осетинам поручал самые ответственные задания, хотя, если говорить откровенно, никогда не доверял другим кавказцам – слишком часто они меня подводили. Но в случае осетин, всегда был уверен, что могу не переживать за добросовестное выполнение данных указаний. Они очень уважительно, по-братски относились к русским сослуживцам, один этот факт побуждал меня к особому отношению к осетинским солдатам. Этот народ я могу назвать братским, - отец резко стих, - вот сейчас задумался, а какой народ, в свете последних событий, я, русский человек, могу назвать братским, и боюсь отвечать на него. Пришло время, когда братские народы становятся враждующими…
Удивленно-ошарашенное выражение моего лица побудило отца, не питающего откровенной симпатии к представителям кавказских народов, продолжить беседу:
- А как я могу относиться к народу, защищавшему меня, тебя и миллионы наших соотечественников. Они не дезертировали, не скрылись, не открыли дверей своих домов, когда фашистские войска вторглись на их территорию, как это сделали представители соседних республик, а боролись до конца, насмерть. Только факта, говорящего о том, что мой дед воевал бок о бок с осетинами, разделил с ними все тяготы военного времени, уже достаточно, чтобы я уважал осетинский народ. Именно у города Орджоникидзе осетины остановили наступление фашистов на Кавказ, не произойди этого, исход войны был бы, возможно, предрешен не в нашу пользу. Гитлера остановили у ворот Кавказа осетины, в то время, как известные тебе соседские республики встречали фашистов на белом коне, как освободителей. Кроме того, в процентном соотношении в сравнении с другими республиками России и бывшими республиками Союза, из Осетии уехало меньше всего русских. Это единственная земля, откуда нас не вытравляли. Что тут еще сказать?
Действительно, что тут еще сказать? В развившейся беседе о столь редко упоминаемом факте истории, мы вспомнили один период из жизни нашей семьи, который сегодня можно шутливо озаглавить «осетинским». Когда я училась еще в начальных классах, 1 или 2 – уже не помню, к нам частенько приходил рослый, почти не поднимающий от скромности и уважения головы солдат Саша. Чинил магнитофон, спасал сломавшийся телевизор и демонстрировал другие умения плотника, связиста, радиста и так далее. Он был осетином из города Ардон. Мы называли его Сашей, но лишь спустя годы я узнала его настоящее имя – Сослан.
Неторопливо тянулся 99 год, конфликт в Чечне набирал обороты, военнослужащим месяцами не выплачивали заработную плату. Финансирование армейских нужд, естественно, также было сокращено в разы – солдаты недоедали. Отец часто приводил солдата на ужин, находя предлоги – нужно помочь с этим или с тем. Мать усаживала парня за стол и заботливо суетилась на кухне, что вызывало у меня удивление – ни мать, ни отец особо не жаловали таких гостей, в подчинении у отца было много «ребят в форме», чем же выделялся этот, было непонятно моему детскому уму. В результате «допросов», учиняемых мамой при каждом визите Сослана в наш дом, она поняла, что дела его семьи в Северной Осетии обстоят не лучшим образом - отец Саши умер от рака гортани, и парень был единственным кормильцем в семье. С тех пор, по мере возможностей, она собирала скромные посылки в далекий город Ардон, местонахождение которого было для нас почти «лунным», и мы уносили их на почту.
В тот перестроечный 1999 год, мало отличавшийся по тяжести от предыдущих восьми лет «сытой свободы и демократии», солдат из роты отца все чаще стали выборочно забирать в Чечню. А вскоре с ужасающей частотой, ночью, тайком, их тела возвращать семьям. В нашей беседе отец признался, что не хотел, чтобы этого молодого парня, на которого нужно было ровняться даже старшему поколению по воспитанию, отваге, отношению к старшим, привезли в цинковом гробу в дом больной матери. Из Чечни не возвращались тогда многие, армию продавало собственное государство, целыми ротами 18-летние ребята, совершенно не подготовленные, плохо вооруженные погибали там, где за считанные дни можно было навести порядок.
За полтора года отец привык к Саше и хорошо его изучил, чтобы понять - как только закипит его горячая кровь, ни одна сила не отзовет его от борьбы до последней капли крови. И не хотел, чтобы эта денежная мясорубка отняла его жизнь, потому Саша в Чечню не уехал, хотя рвался в отличие от большинства служивых. Отец посадил своего солдата напротив, обстоятельно объяснив, что это не та война, на которой стоит оставить жизнь – она самая грязная из тех, что знает российская история, и преследует целью не столько наведение конституционного порядка, сколько обеспечивает финансовые интересы сильных мира сего. И он не дезертирует, не скрывается, а всего лишь не идет на поводу у власти, которая вынесла ему, подобно тысячам других ребят, бессмысленный смертный приговор. Одно дело, когда воюешь за страну, за свой народ, за мир и спокойствие, как воевал его дед, но та война, что призывает взять оружие в руки сейчас – не место для подвига.
Саша дослужил до положенного срока под присмотром отца, ему казалось, что это его долг – отправить парня домой здоровым, и, главное, живым. Собирая Сослана домой в далекую Осетию, мама собрала ему сумку с гостинцами, куда тайком положила немного денег, наказав не выпускать сумку из рук. Родители хотели хоть немного поддержать семью парня в непростой ситуации. Возможно,эти деньги были последними, едва ли не каждую неделю в городке хоронили взрослых мужчин, застрелившихся от неспособности прокормить семью - многие семьи просто голодали. Сейчас я с ужасом вспоминаю, как уже обыденно отец и мать обсуждали очередное самоубийство "мужика из соседнего дома".
В моей памяти, пожалуй, на всю жизнь, сохранились моменты, связанные с Сашей - высоким солдатом в военной форме, спасающим старый магнитофон или что-то скромно рассказывающим моей матери на кухне. А также момент его отъезда. Провожая, я махала ему в окно и буквально вылезла в форточку, - эти проводы показались мне особенно важными, раз отец так долго обнимал его, а мать плакала.
Прошлым летом, в 2014 году я поехала к родственникам в Астрахань, а оттуда в Дагестан на свадьбу к подруге, в моем маршруте был еще один пункт – Владикавказ. Побывать на Кавказе и не увидеть Осетию, как сказал мне отец, значит, не увидеть Кавказа. Отец, оказалось, был проездом в Осетии в молодости. Провожая меня из дома, отец попросил:
- Сделай побольше снимков Орджоникидзе, за двадцать восемь лет город меняется не меньше человека.
Сказать, что я удивилась такой просьбе – ничего не сказать, ни о чем подобном отец никогда даже не заговаривал со мной, а тут такое указание. Правда, выполнила я его, надо сказать, на «тройку», будучи не любителем фотосъемки, да и разве фотографии передают реальность.
А реальность я увидела такой: скромно расположившийся у подножья горы Казбек город воинской славы, умудряющийся, вопреки нахальному попустительству властей, сохранить такой колорит и атмосферность, как модно сейчас говорить, что ты неизбежно влюбляешься в этот город во всех проявлениях – даже в самых нелицеприятных. На мой взгляд, нынешняя Осетия - это Россия в миниатюре. Жизнь людей здесь мало отличается от общероссийской, если не брать в расчет благоустроенное существование жителей крупных городов - Москвы и Петербурга, Казани и еще парочки городов-миллионников. Однако побывав в разных городах страны, я не всегда припоминаю по отъезду, какое архитектурное строение расположено в Волгограде, а какое, скажем, во Владивостоке, и это не от плохой памяти, а от того, что большинство городов нашей страны очень похожи друг на друга. Спутать же Владикавказ с любым другим городом России – невозможно. Невозможно также сравнить потомков алан по внешности и поведению с другими народами. Но об этом написать можно ни одну книгу, я же скажу касаемо поднятой темы – осетины, как никто из народов России и бывшего Союза, уважительно относятся к русским, хотя поводов для возмущений всегда найдется предостаточно – я была в Грозном, и уехала, негодуя, почему у осетин «все есть», когда уж они, хранители христианства на Кавказе, заслуживают жизнь не хуже, чем чеченский народ.
Много говорится сегодня об осетино-ингушском конфликте, своими ушами слышала об откровенной ненависти ингушей и сдержанной обиде осетин к тем, кто убивал их детей в бесланской школе. И мне хочется сказать, что этот конфликт не ваш, осетины, – не вы были палачами невинных людей. Виновник всегда громогласен и кичливо-агрессивен, вы же помните - все во власти и на суде у Бога, Он скор и справедлив в расчете. Берегите то, что еще не утеряно, никто не заинтересован в процветании вашей нации, кроме вас самих. Не поддавайтесь на грязные провокации – это недостойно вас. Любая провокация порождаема страхом, а разве вашим предкам знакомо это чувство?
Осетины, братья, мы живем в непростое время – время ложных ценностей и утери нравственного порядка в умах и поведении людей, и только в ваших силах укрепление народа, улучшение его настоящего и будущего, для того Господь и ваши предки дали все для достойного, гордого существования. Не меняйте редчайшей красоты земли на комфорт больших городов, здоровые гены на удовольствия, уничтожающие уникальность генетического здоровья вашей нации, сплачивающие традиции на скоротечную, неплодоносящую радость от легкой жизни, свободной от правил и обычаев.
Да, Владикавказ встречал меня не только приятными неожиданностями. Увы, моя длинная юбка и косынка воспринимались осовременившимся осетинским народом так же, как и русскими – с любопытством/ недоумением/презрением. Наряд, казавшийся мне обязательным на Кавказе, вызывал здесь те же вопросы, что и дома: ты мусульманка/ староверка/ сектантка? Я так и не встретила ни одной девушки с покрытой головой, ни одной…Но встретила много полураздетых девиц и курящий парней – все, как и у нас, славян.
С первого взгляда, действительность пугала, но не всегда очевидное - истинно. Знакомясь с достижениями осетинских спортсменов, совсем молодых ребят, к 22-24 годам успевшим, в прямом смысле слова, покорить мир, читая и слушая о подвигах осетинских ребят моего поколения на войнах нового времени, видя, с какой полнотой, искренностью чувств маленькие ученики начальных классов читают стихи Коста Хетагурова, как-то невольно я наполнилась железной уверенностью – есть еще порох в пороховницах этого народа. Четыре дня моей поездки пролетели, как один миг. Сколько мне хотелось бы провести дней в Осетии, чтобы все увидеть, понять, осмыслить? Не хватит и жизни. Гуляя в прощальный вечер по аллее проспекта Мира, разглядывая людей разного возраста, – от совсем малышей до стариков, я думала о том, что если завтра война, то все эти люди, сегодня беззаботно прогуливающиеся по улицам родной республики, подобно тысячам своих предков, в рядах добровольцев двинутся защищать свой народ – российский, свою Родину – Россию, и поняла я это окончательно после слов одного осетина:
- Я россиянин. Россиянин. Осетинского происхождения.
Из аэропорта Беслана я улетала со слезами на глазах, хотя в списке покоренных мною мест Родины прекраснейшие – Сахалин, Камчатка, Байкал, Алтай, Карелия….В этом списке теперь и Осетия. Не знаю, на каком месте, потому что Осетию не с чем сравнить. И дело не только в сказочной красоте осетинских земель, непередаваемом величии гор, которые кажутся плодом воображения, а не реально возвышающимися вокруг тебя чудесами природы. Когда отец моей дагестанской подруги возил нас по высокогорным селениям Дагестана, Чечни, Ингушетии, я думала, что красивее этих гор ничего не бывает, но приехав в Осетию, поняла, что ошиблась. Тут все кажется особенным, хотя и простым. И как бы не забывали осетины, стоящие у власти, о своем народе, земле, городах, Осетия умудряется сохранять особую красоту и гостеприимство, которое невозможно забыть и всегда радостно вспомнить.
Это длинное письмо написано, по сути, для того, чтобы вы, осетины, знали - мы, русские, помним о подвиге ваших предков не меньше, чем о геройствах наших дедов. И эта победа, которой нынче исполняется 70 лет – общая. А еще я хочу сказать, что сегодня, возможно, как никогда наша страна нуждается в сплоченности нас, молодого поколения, нашей помощи, ответственности, отваге. Будем же ровняться не на бесславное наследие и призывы Запада, губительные веяния нового времени, а на оставленное нам в завещание нашими предками. Во времена крайнего разложения общества, превращения человека в поборника грехов, это единственный способ показать Всевышнему, что еще имеем право на существование.
Завершить это письмо мне хотелось бы стихотворением гениального Коста Хетагурова, и попросить вас, осетины - будущее Осетии и всей необъятной России, любить свою Родину не меньше, чем ваш великий предок.
Я смерти не боюсь,— холодный мрак могилы
Давно меня манит безвестностью своей,
Но жизнью дорожу, пока хоть капля силы
Отыщется во мне для родины моей...
Я счастия не знал, но я готов свободу,
Которой я привык, как счастьем, дорожить,
Отдать за шаг один, который бы народу
Я мог когда-нибудь к свободе проложить.